20:09 Дети Фабричного. | |
 Александр Нечухранный п.Фабричный, Алматинская область. Из цикла рассказов «Анатомия души» Не знаю, хорошо это или плохо, но впечатления раннего детства посещают меня каждый день. Можно было бы сказать, что они преследуют меня, но это будет не справедливо по отношению к ним. В них нет ничего навязчивого. Они просто приходят. Из глубин памяти всплывают лица друзей, проходит череда событий, связанных с ними. Это не ностальгия – это просто память. Вовка был первым человеком, про которого я сказал: «Мой лучший друг!» Он жил в соседнем доме. Фамилия у него была Ноль. У него было два брата – Генка и Витька. Все так и говорили: «Витька Ноль, Генка Ноль, Вовка Ноль». В фамилии не было Нуля. Это впечатление возникало только при первом знакомстве. Но очень скоро превращалось в обычную немецкую фамилию. Улица Горького была новой в поселке и представляла собой вереницу двухэтажных домов. Наш дом был № 1. Вовка появился, когда построили дом № 4. До школы был еще целый год. Мы наслаждались свободой. Только часто с завистью поглядывали на друзей школьников – очень хотелось пойти в школу. Уже из этого дошкольного времени всплывает целая куча впечатлений. Больше всего помнятся речка и мяч. Как мы ждали прихода летнего тепла! На речке начинали строить запруды. Ребята постарше вместе с взрослыми двигали целые валуны, нарезали пласты для заделки щелей. А работа такой малышни, как мы, состояла в набрасывании на запруду мелких камней для общей прочности и, опять же, заделки дыр. Пруд получался основательным. В самом глубоком месте нам было с головой и мы боялись там купаться. Когда появлялся какой-нибудь случайный купальщик, его спрашивали: «А ты строил запруду?», и еще решали – пускать или не пускать? Постепенно вдоль речки выстраивалась большая вереница таких запруд. Бывало даже, делились по улицам – чей пруд. Но, как всегда, места всем хватало. Сколько времени мы проводили на речке, сказать трудно. Но до посинения – это точно. Помню свой постоянно облезший нос, цыпки на ногах. Сгоревшую спину. Из одежды… одни трусы. Правда, иногда была и майка. Но с ее помощью мы ловили рыбу. Завязывали узел на одном конце, брали край в зубы и, широко растянув руками, подводили к какому-нибудь камню. Товарищи по рыбной ловле начинали "шурудить" камни. Попавшаяся рыбешка была небольшой, но главным был восторг, когда в майку попадала добыча. Это были форель, маринка и, как мы называли, усачи. Рыбу или жарили на костре, или приносили домой. Только наши матери, не желая возиться с такой мелочью, чаще уговаривали нас отдать весь улов кошкам. Еще одно яркое воспоминание той поры – игра в футбол. Между нашими двухэтажками была большая площадка. Как я сейчас вижу, площадка не больше 15-20 метров в длину и ширину. Но тогда это было целое футбольное поле. Если купались мы до посинения, то играли в футбол до полной темноты. Только когда мяч вообще не было видно, игра прекращалась. Уже в то время определился наш статус футболистов – мы с Вовкой оба были вратарями. Удивительным было то, что уже в то время мы специально тренировались. Оставаясь одни, по очереди становились в ворота и пинали: в уголок, повыше, пониже. Так уж получилось, что когда мы делились на команды, то Вовка превращался в моего соперника. Когда мы на следующий год пошли в школу, то попали в разные классы. Память сохранила много ярких эпизодов из той начальной школьной жизни. Только одного не могу вспомнить: не помню, чтоб я когда-нибудь учил уроки. Как-то независимо от школы рано пристрастился к чтению, полюбил математику. Помню, как на скамейке возле школы, быстро решал домашние примеры. Быстро – это чтоб тут же из портфелей соорудить штанги для ворот и начать играть. В этом возрасте мы начали ходить играть на настоящее футбольное поле – оно находилось на краю поселка, под горами. На наше счастье в то время интерес к спорту был само собой разумеющимся, и рядом с футбольным полем разметили поле для гандбола. Ворота там были поменьше – как раз для нас. Начались игры между улицами. Мы в то время уже живо интересовались настоящей футбольной жизнью. В основном, с помощью радио и чтения книг. Мы с Вовкой начали спорить: «Я - Лев Яшин, нет я - Лев Яшин. Ну, тогда я Хомич. Давай – я Лев Яшин, а ты – Жильмар, как у бразильцев. Нет, тогда я буду Замора – он лучше стоит на воротах». Насмотревшись на взрослых и начитавшись книг, мы подолгу тренировались как настоящие вратари. Как только соседи не проклинали нас, когда, встав у кирпичной стенки сараев, мы бросали мяч в стенку и ловили его в разных положениях. Трагедия, если мяч залетал кому-нибудь в огород. Тут уж мы четко начали делить людей на добрых и злых. Добрые спокойно позволяли зайти в огород через калитку, иногда только бросали какую-нибудь недовольную фразу. А злые… Тут уж нам доставалось на полную катушку. Как ни странно, но к злым относились учителя. Так получилось, что в каждом из домов жило по два-три учителя. Здесь доходило и до протыкания мячей, и до драния ушей. До этого я не знал, что значит – драть за уши. Мы для себя сделали вывод – учителя так в школе устают от учеников, что после школы просто смотреть на них не могут. Но за физическое насилие мы обычно мстили. Били окна или лазали в огороды за яблоками и грушами. У нас было место, которое мы называли – за сараями. Там стояло женское общежитие с небольшим садиком из карагача и тополей. Под самыми окнами росли кусты сирени. Самые высокие деревья служили нам полигоном для проверки ловкости и бесстрашия. Залезая к самым макушкам тополей, когда крыша двухэтажного дома была внизу, ветви были тоньше и прогибались даже от нашей тяжести, испытываешь настоящий страх. Помню чувство – такое щекотание нервов. Помню, Вовка лезет на тополь. И вдруг - из-за сарая появляется его отец. Все в замешательстве. Вовка не растерялся и говорит: - Пап, смотри, как я хорошо лазаю по деревьям! В этот момент он срывается. У меня замирает сердце. И… Вплотную к тополю рос карагач. На Вовкино счастье он залез уже достаточно высоко. Падая, он застрял между веток карагача. Покачивается так, пружиня на ветках. Отец, конечно, всыпал ему и его старшему брату. Но этот случай мы долго потом вспоминали как анекдот. Проверкой ловкости для нас служило перепрыгивание с дерева на дерево. Это, конечно, было подражание Тарзану или индейцам - фильмы только стали появляться на экранах. Занятие было далеко не безобидным. Некоторые ребята откровенно не решались прыгать. А у решавшихся доходило до переломов рук и ног. Сам я, правда, сломал руку немного позже – в восьмом классе, когда прыгнул с дерева в окно. Сходил на фильм "След Сокола" с Гойко Митичем. Походил по садику возле нашей квартиры. Пригляделся и … сиганул с вишни в окно. Прыжок был эффектным. Не учел я одного. В комнате под окном лежал половичок. На него я и приземлился. Поскользнулся и… внутрисуставной перелом и трещина. Почти все лето проходил в гипсе. Но это было позже. А тогда, прыгая с ветки на ветку, мы с Вовкой поругались. Кажется, он не на ту ветку прыгнул – сейчас точно и не помню, - но мы поссорились. Несколько дней не разговаривали и не играли вместе. И что самое пакостное – ребята постарше натравили нас драться. Мы некоторое время упорствовали. Нас стали называть трусами. Вовка согласился первым. Но я драться откровенно не хотел. Конечно, не из-за трусости. Каждый день я втайне надеялся, что Вовка, как обычно, выйдет на улицу и мы начнем играть в мяч, забыв обиды. А тут драка. До сих пор помню чувство обиды – ждал одного, а вышло совсем другое. А пацаны подзадоривают, обзывают трусом. Помню, как мы приняли боксерские стойки. Только бокса не получилось. Я как-то с жалостью вспоминаю маленькие вовкины кулачки. Он пытается бить меня, а мне не больно. Я каждую его атаку просто перехватываю и валю его на землю, на лопатки. Начали спорить: надо драться, а не бороться. Пока спорили – помирились! Как-то так просто исчезла ненависть, стали говорить, как обычно. Даже шутить. Потом кто-то сказал: «Кончайте, пошли на речку». И мы пошли как ни в чем не бывало. Я лично был очень рад тому, что все вернулось. Еще помню, как мы с Вовкой устраивали у них дома турниры по шахматам. В зале стоял большой, обтянутый черной кожей диван. На этом диване мы и устраивали шахматные баталии. Не помню, что нами руководило, но наши турниры длились неделями. - Сколько будем играть? – обычно спрашивалось вначале. - Пятьдесят партий, - как сейчас помню эту фразу. Результаты матчей записывали в таблицу. После турнира подсчитывали – кто больше раз выиграл. Обычно каждая партия длилась не очень долго. Наверное, из-за отсутствия каких-то шахматных талантов, мы долго не думали. Главным было знание – как какая фигура ходит. Хотя самой игрой в шахматы я интересовался много – любил книги и фильмы о знаменитых игроках, но каких-то стремлений к соревнованиям, разрядам у меня не было. А на воротах я стоял до тридцати лет – за класс, школу, факультет, поселок. Вспоминается еще одно увлечение, которого сейчас у школьников вообще не вижу. Собирание спичечных этикеток. Откуда-то возник слух: кто соберет миллион этикеток, получит приз – настоящую машину. Наивная детская вера – и в возможность собрать миллион этикеток, и в какого-то доброго дядю, который эти этикетки посчитает и даст пацанам машину. Помню, как мы, окунувшись в речке, лежим на горячих камнях и с Вовкой и его братом Генкой рассуждаем о марках машин, которые можно получить за этикетки. Стараясь аккуратно срывать этикетки с коробков, мы довольно грубо наклеивали их в школьные тетради. Конечно, старались собирать разные этикетки. Бегали по улицам, приставали к взрослым: "Покажите этикетку". Предлагали или целый коробок, или крышечку коробки для обмена. Подолгу стояли на автобусной остановке, чтоб посмотреть коробок у шофера. Когда видели совершенно незнакомую этикетку, приходили в такой восторг. Но и этому увлечению было суждено постепенно исчезнуть. Со второго класса мы курили. Самым постоянным было курение махорки. Такие самокрутки делали – целые кульки. Помню, как я беру дома кусок хлеба и кусочек селедки, чтоб заесть после курения, чтоб не пахло. Курили за сараями или уходили в горы. Немного позже у нас появился свой штаб в сарае у Валерки Шилова. Главными были ребята уже лет на пять старше нас. Когда мы собирались в этом штабе, каждый должен был принести папиросу или сигарету. Обычно воровали у отца из начатой пачки, чтоб было незаметно. Собирались в кружок, рассказывали разные истории и курили. Не знаю почему, но я в это дело не втянулся. Курил со второго по восьмой класса, потом бросил и до сих пор не курю. Когда мы заканчивали четвертый класс, у нас в поселке начали строить новую школу. Построили ее довольно быстро. Помню, как мы с Вовкой и другими ребятами все лето ходили на стройку – помогали строителям. Перетаскивали что-нибудь, выносили мусор. Такого ожидания начала учебного года не было больше никогда. Только началось лето, а мы уже ждали прихода осени. Так хотелось пойти в новую школу! Было немного досадно, что строители не успели к первому сентября. Некоторое время мы учились в старой школе. Переход в новое здание был настоящим праздником. По нашим детским меркам школа была просто огромной, как дворец. Длинные и широкие коридоры, большие светлые классы. К этому прибавилось много новых впечатлений: новые учителя, много интересных учебников. С каким удовольствием мы ходили в школу в то время! А зимой Вовки не стало. На речке провалился под лед в воду. Заболел. Лежал в больнице. Неожиданно пришло сообщение: Вовка умер. Я очень долго не мог в это поверить. Даже после похорон, на которых я плакал так, что меня никто не мог успокоить. Его братья стояли как-то отстраненно, одиноко… Уже весной Сергей Тадыкин – еще один близкий друг, сказал как-то неожиданно: - Если бы тебе сказали перекопать лопатой вон ту гору и тогда Вовка оживет – ты бы согласился? Во мне мелькнула какая-то надежда. Помню, как я ночью, лежа в кровати, долго думал об этом. Во мне что-то боролось – между верой в сказку и здравым смыслом. С тех пор прошло сорок лет. Часто, глядя на учеников, на своих подраставших детей, а потом уже и внуков, вступивших в такой же возраст, я пытаюсь увидеть в их глазах тот богатый внутренний мир, который был у нас в то время. Чем эти дети живут, о чем мечтают? | |
|
| |
| Всего комментариев: 2 | |||
| |||
